С появлением первых афиш в рядах меломанов со стажем началось неподдельное волнение. Неужели! Не пошло и тридцати лет! Волнение было действительно сильным. Шутка ли, сам Роберт Плант — «Voice of Led Zeppilin», живая легенда, один из отцов всей рок-музыки на свете. Те, кто в силу объективных причин не застал «их» времени, задавали вполне резонный вопрос: «А чего так волноваться-то?» Нет, ребята, вы не правы. Слишком много с их музыкой у нас связанно личного. Сегодня уцелевшие участники «Led Zeppelin» — это не просто корифеи рока, живые свидетели прошедших славных времен, времен настоящего рок-н-ролла, которого уже нет и никогда, наверное, не будет, это те, кто эти времена создавал, это те, кто научил играть рок-н-ролл всех остальных. Все, кто присутствовал в «Олимпийском» 14 ноября 2002 г., могут это подтвердить. Такого мы тут еще не видели и не слышали и вряд ли когда-нибудь еще услышим, если, конечно же, Плант не приедет к нам снова.
По статистике посещений Робертом Плантом нашей страны следующий его приезд можно ожидать лет через двадцать, не раньше. Еще никогда я не видел столько людей, переживающих, что не попали на концерт. Да и концерт ли это был? С формальной точки зрения — да: сцена, зрители, музыканты. Все атрибуты налицо. Но что это было на самом деле? Один мой знакомый назвал это актом искусства. Искусства рок-н-ролла, возведенного в абсолют. Абсолютный драйв, абсолютный звук, абсолютный рок-н-ролл.


Mr. Роберт Плант



Сейчас ему уже 54. Бунтарь, романтик, бродяга из страны тяжелого блюза. Один из четверых, за чьими похождениями следила вся планета. Один из четверых, чья музыка для всего мира каждый раз была откровением. Великий и неподражаемый, через несколько часов он предстанет перед своими московскими поклонниками. Где вы были так долго, мистер Плант? Плант с группой товарищей так и не долетел до нас на своем «свинцовом дирижабле». Хотя мы все время ждали. Прошло уже немало времени с момента, когда «Led Zeppelin» встал на прикол у причала времени, но мы все всматриваемся в небо и жадно ловим слухи о возможном возобновлении полетов этого чудо-летательного аппарата. Да, мы знаем, что, сойдя на землю, Плант не перестал заниматься любимым делом. Мы знаем, что он старательно и настойчиво ищет новые формы, изобретает новые стили, пытаясь вытащить наружу новую магию, которая помогла бы ему оторваться от преследующей его сигарообразной тени. Что бы ни предпринимал Плант, пока сделать этого ему не удалось. В каждом интервью ему задают вопрос — а может быть, все-таки это (что — это?) случится? Наверное, это его раздражает. И его можно понять. Но поймите и нас, мистер Плант, мы не можем по-другому. Слишком сильно подействовала на нас ваша музыка, слишком много откровений вы допустили, слишком много открытий вы нам подарили. Вы и группа ваших товарищей, экипаж «Led Zeppelin».
Новый альбом Планта «Dreamland» должен был стать очередным откровением. Плант объясняет появление этого альбома тем, что ему захотелось вновь вернуться во времена детства. Снова прикоснуться к актуальным, по его мнению, и по сей день лирике и поэзии тех песен. Для того, чтобы донести эти ценности до современного слушателя, Плант воспользовался услугами актуальных? музыкантов. Он пригласил в свой новый коллектив «Strange Sensation» очень сильных и неординарных исполнителей: клавишник и струнный аранжировщик Джон Баггот (композитор, обладатель премии «Эмми» за музыку к кинофильму, он также играл с «Portishead», «Massive Attack» и Томом Джонсом); гитарист Джастин Адамс, играющий в собственной группе — «The Wayward Sheikhs» (их музыка берет начало от африканской музыки и блюза — как раз то, что нужно было Планту); барабанщик Клив Дэмер (играл вместе с Ронни Сайзом, Джефом Бэком, Доктором Джоном и «Portishead»); бас-гитарист Чарли Джонс и гитарист Порл Томпсон, присоединившийся к Пейджу и Планту в 1995 г. в их совместном туре «No Quarter». Альбом получился очень оригинальным. Яркая музыкальная вспышка, к свету которой нужно привыкнуть. В идею этого альбома нужно вдуматься, только тогда откроется вся его глубина, способная поразить воображение. Плант удивлял раньше, удивляет сейчас и, очень на это надеемся, будет удивлять нас и дальше. Он еще полон сил, у него еще очень много планов. А уж в его изобретательности сомневаться не приходится.


На чем играют рок-н-ролл?
И вот Роберт Плант и его «Strange Sensation» в Москве. На концертной площадке царил дух прошлого. Простая рок-н-ролльная сцена, плотно уставленная оборудованием. Раритетного вида комбики, контрабас, ударная установка, мягко говоря, не самого современного вида, рэки гитарной обработки, прикрытые пончо хиповых расцветок. Во всем этом была интрига. Наверное, именно так (ну, или приблизительно так) выглядела сцена «Led Zeppelin». На ней не было такого современного света, ее не обрамляли по бокам кластеры line-array, но по атмосфере и настроению это, скорее всего, было то же самое. Настоящий рок-н-ролл нельзя сделать из ненастоящих вещей. Содержимое багажа команды Роберта Планта вызвало неподдельный интерес среди наших специалистов и музыкантов. Что? Как? На чем играют? Что привезли? А что это были за кабинеты? Какие комбо? Что это была за гитара? И еще много-много подобных вопросов задавали после концерта те, кто сидел на трибунах, тем, кому повезло побывать в стоячем партере. Учитывая столь сильный интерес, остановимся на этих моментах подробнее.
При первом же взгляде на сцену в глаза бросились три необычные вещи: диковинный басовый кабинет о 12 динамиках, два усилителя Hi-Watt с кабинетами и гитарный комбо Vox с весьма веселенькой расцветкой акустической ткани. Как выяснилось позже, басовое чудо состояло из четырех раздельных акустических систем: два Marshall 2 x 15 и два Marshall 4 x 10. Качало это чудо два Marshall 600 amp. Рядом со всем этим басовым хозяйством величаво красовался контрабас. Помимо него, в арсенале бас-гитариста имелось четыре бас-гитары: Fender Bass White, Fender Bass Sunburst, Fernandez и Nightingale Bass.
Ударная установка была классической «цеппелиновской» компоновки: малый, бочка, один альт и два тома. Все это было собрано из компонентов двух фирм. Во время концерта в паузах техники раза два меняли «малый». Их было три штуки: один Ludvig 14” и два тоже 14-дюймовых Premier. Премьеровскими были также 16 и 18-дюймовые Floor Tom, 13 дюймовый Rack Tom и бочка 22”, на которой спереди стоял «людвиговский» пластик, причем целиковый, без отверстия. Железо Zildjian: четыре Crash — 17, 19 и два по 20 дюймов, 14 дюймовые Hi Hat и 18” Ride. Педаль Tama Iron Cobra. Клавишный парк состоял в основном из раритетов: MiniMooge, Roland SH 09, Hammond XB2 и кабинет Leslie 760. Но был и сэмплер Akai S5000 с MIDI-клавиатурой. Наверное, для новых вещей. А впрочем, кто его знает? Перед главным микрофоном установили два монитора без каких-либо опознавательных знаков. Возможно, что это какие-то специальные системы, иначе зачем их было тащить с собой. Что это за мониторы, никто так и не смог определить.
Из PA-обработки привезли Lexicon PCM 70, Yamaha SPX 90, Yamaha Digital Delay и некий прибор, обозначенный в документации просто как Yamaha Processor.
Теперь о самом интересном. Как звучали гитары! Гитарный саунд на концерте был просто один в один с настоящим «цеппелиновским саундом». На этом звуке воспиталось не одно поколение гитаристов, но бьюсь об заклад, что далеко не многим удалось хоть раз в жизни поиграть на таком. Все, кто всерьез интересуется гитарным саундом, смогли лишний раз убедиться в том, что «старый друг лучше новых двух». На правом фланге, если смотреть со сцены, стояло два кабинета Hi-Watt 4 х12 с «головами» Hi-Watt 50 Вт. На левом Vox AC30 — тот самый, с фирменным веселеньким рисунком акустической ткани (на таких играли еще «Битлз») — и Fender Deville. Что и когда гитаристы использовали из гитарных «примочек», доподлинно неизвестно. Могу привести лишь список того, что было привезено: Ravenslab Blender, Dod Grange, Rocktec Chorus, Pod Line-6, Boss LS2, Messa Boogie V-Twin, Rat Distortion Pedal, Patch Bay, Dod Delay, Lovetone Doppleganger, Electro Harmonix Distortion, Electro Harmonix Tone Sustain, Melos Effectamatic, Lovetone Brown Sauce, Lovetone Bog Cheese, Electro Harmonix Envelope Filtre, Aria Delay, Lovetone Meatball, Boss Compressor Sustain, RFX Mini Buddy, Cry Baby и Morley Wah. Возможно, и это еще не все. Насколько я понял, команда Роберта Планта возит с собой все, что нужно, еще что-то про запас, ну, и еще кое-что по мелочи. Обязательно нескольких запасных усилителей: гитарные и басовые «головы». Дикое множество мелочевки, огромное количество гитарных тюнеров, гитарные мини-усилители и тому подобное. Гитарной обработки было очень много. Для чего столько? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать, как работают такие команды. Как это принято делать у нас? Разбогатев всеми правдами и неправдами, гитарист приобретает себе один, в лучшем случае два хороших инструмента. Когда дело доходит до обработки, то, как правило, выбирается некий универсальный вариант. Например, Pod Line-6. А что, собственно, огород городить? Все, что надо, — в одном флаконе. И верно, и нет. У «монстров» все происходит немного по-другому. Каждый гитарист использует несколько гитар и несколько линий гитарной обработки. Иногда для каждой песни используется своя гитара и линия обработки. Включать Stratocaster и Les Paul в одну и ту же «примочку» — дело совершенно неблагодарное. Для этих гитар даже усилители должны быть разными. На таком концерте во главе угла стоит звук, а все остальное уже работает на него. Компромиссы нежелательны. Поэтому около каждого гитариста стоит рэк гитарной обработки, управляемый напольными MIDI-контроллерами, и плюс к этому комплект педалей, не имеющих аналогов в рэковом исполнении. Система очень сложная. В системе гитарной обработки иногда используется даже собственный микшер. Обслуживание и настройка всего гитарного имущества ложится на плечи гитарного техника, который должен не только уметь заменить струны и настроить после этого гитару (как это принято считать), но и подключить и отстроить все гитарные «девайсы». Можете представить, какого уровня это должен быть спец? Все, что остается музыканту, — выйти на «саунд-чек», поиграть минут десять, чтобы дать возможность звукорежиссеру окончательно отстроить звук. Фирменные саунд-чеки вообще очень сильно отличаются от того сакраментального для каждого нашего музыканта действа, которое принято обозначать у нас в стране этим словом. На их саунд-чеках практически ничего не происходит. Никто не кричит, не ругается и не называет звукорежиссера всякими нехорошими словами. Вышли, поиграли и разошлись. Удивительно! Хотя при таком уровне ничего в этом удивительного нет — все работает как часы. Все, что остается сделать на концерте, — взять в руки нужную гитару и не запутаться во множестве переключателей. Ну, и конечно же, сыграть. Сыграть — это главное для музыканта, для всего остального есть квалифицированные техники.
Что еще? Ну, конечно же, сами гитары. На чем играют рок-н- ролл? Извольте. Самые разные вариации на тему Gibson Les Paul: Black, Gold, Goldtop Gold, Signature, просто Les Paul (это только модели, каждая из которых присутствовала в количестве от одной до нескольких штук); акустические гитары Ibanez и Gibson J50, полуакустический Gibson ES335, Fender Telecaster и Fender Stratocaster. В общем, весь цвет гитарного мира — стандартный набор рок-н-ролльщика. Эх, запереться бы с таким набором где-нибудь на пару недель, прихватив с собой пару Hi-Watt’ов, Deville, Vox с веселенькой тряпочкой, Messa Boogie V-Twin и Morley Wah, а когда вызванная обеспокоенными родственниками служба спасения сломает-таки дверь, выйти оттуда совсем другим человеком.
Концерт
Да, не видела Москва такого уже давно. Из концертов, которые можно было бы поставить в один ряд с этим, мне приходят на ум только «Монстры рока» в Тушино 1992 г. да концерт «Dire Straits». Простите меня, поклонники других приезжавших к нам мега-звезд, но там, где речь идет о эмоциональном воздействии артиста на слушателя, быть объективным невозможно, поскольку это самое воздействие всегда отталкивается от личных предпочтений. В том, что это было нечто, со мной, я думаю, согласятся все, кто был в этот день в «Олимпийском». По разным оценкам, на этот концерт пришло от 14 до 16 тыс. человек. В этот день, как назло, в Москве были жуткие пробки. Где-то без десяти минут десять, находясь в стоячем партере, я обернулся назад. Что такое? Почти половина мест пуста. Не может быть! Или все-таки может? Сколько раз уже так было, что запоздавшие на пару десятков лет кумиры не собирали должного количества публики. Но нет, скорее всего, дело не в этом. Не может быть, чтобы все, кто когда-то до умопомрачения заслушивался «Black Dog» и «Stairway to Heаven», сейчас сидят у телевизоров и смотрят какую-нибудь многосерийную муть. Да и вообще, можно постареть и перебеситься, забыть, куда подевался катушечный магнитофон и сами катушки, от которых в свое время «слетали с катушек» сами, но не придти, когда всю старую гвардию и ее новых адептов созывает сам Король, невозможно. Ведь именно это часа все ждали ни много ни мало двадцать с лишним лет. А время идет. Из порталов доносится тихая музыка, которая навевает только одну мысль: «Раз она все еще играет, значит, еще не все готово». Ну, ничего, теперь уж подождем. Не столько ждали. Ждать пришлось недолго, всего минут двадцать. И вот гаснет свет. Напряжение нарастает. Весь «Олимпийский» сгруппировался для единого выброса эмоций, накопившихся за долгие годы ожидания. На сцене начинается движение. Мелькают тени. Народ из зала напряженно всматривается во мрак, пытаясь углядеть силуэт главного виновника тожества. Появляется какой-то человек и начинает прилаживать к мониторам по периметру сцены курящиеся палочки. Это уже интересно. Сейчас, наверное, прибудет и сам гуру. Выходят музыканты и начинают играть. Сейчас. Теперь уже точно. Появление Планта было несколько неожиданным. Он появился не сбоку, откуда пришли музыканты. Он протиснулся между барабанным помостом и басовым чудо-кабинетом с видом опоздавшего, которого уже давно все ждут. Как только Плант попал в лучи прожекторов, «Олимпийский» взорвался. Спинным мозгом я почувствовал, что все уже на месте. Пробрались, прорвались, приехали. На раскачку зала не потребовалось и минуты. Планту не нужно было разогревать публику. Для того, чтобы довести ее до кипения, ему нужно было только выйти на сцену. Затем произошло относительное затишье. Народу, видимо, потребовалось некоторое время на осознание того, что сейчас происходит. Если честно, то мне показалось, что московская публика не очень хорошо врубилась в песни с нового альбома. Да скорее всего не особенно и собиралась в них вникать. Не «Dreamland» пришли слушать люди. Они пришли получить от Планта то, что он и его товарищи из «Led Zeppelin» задолжали им много лет назад, так и не добравшись до нас во времена своей славы. Безусловно, старые песни «Led Zeppelin» публика хотела больше, чем новые трактовки хитов шестидесятых. Плант, безусловно, это чувствовал и, может быть, поэтому пред каждой новой песней что-то говорил, как бы стараясь оправдать ее исполнение. Но не будь этого, не будь нового альбома и всех этих песен, то сам Плант предстал бы нам в совсем другом свете: не живым и адекватным времени музыкантом, а заложником славы Свинцового Дирижабля. Но он этого не допустил. Трудно себе представить, что в его исполнении что-то может прозвучать неинтересно. Такого просто не может быть. Он никогда не берется за то, что не сможет сделать блестяще. И у него все получилось — впрочем, как и всегда. Народ распробовал новый материал на вкус. Люди поняли, что перед ними не музейный экспонат, ценный только в силу того, что он еще существует, а все тот же Плант, и сейчас способный удивлять не меньше, чем много лет назад. Добившись от публики признания своих новых заслуг, Плант начал платить по счетам. Что случилось с залом, когда первые звуки акустической гитары стали вырисовываться во вступление «Babe, I'm Gonna Leave You», передавать словами, наверное, даже не стоит и пытаться. Первые аккорды взорвались в душе мегатонными бомбами, разметав в клочья все нанесенное туда временем, отделявшее нас сегодняшних от нас тогдашних, способных самозабвенно предаваться лирике и сопереживать надрыву этой песни. Плотина рухнула. Все снова встало на свои места. В своих последних интервью Плант не лукавил, говоря о том, что его голос сейчас находится в прекрасной форме. Но такой формы никто не ожидал. Но, несмотря на это, Плант не пытался перепеть себя 30-летней давности. Он спел ее по-новому. 30 лет назад это было откровение. Сейчас это было пиком мастерства. Он преподнес эту лирику по-взрослому. Играючи. Он так легко выводил самые замысловатые мелизмы, забирался на самые невероятные верха, что со стороны это казалось совсем не сложно. На это поймались многие. Как минимум, каждый второй в зале почувствовал себя Плантом и самозабвенно подпевал мастеру. Дав отдышаться пару песен, Плант вновь открыл огонь на поражение. «Вы любите блюз? А вы бывали на Миссисипи? Если нет, то давайте сейчас вместе совершим путешествие к берегам этой великой реки. Это недалеко от сюда. Мы проносимся над Балтикой, Данией, Гренландией и Канадой и оказываемся в Америке, на брегу Миссисипи». После этого грянул выстрел. Нет, оружия ни у кого не было. Выстрел грянул со сцены. Это гитарист Джастин Адамс отвесил звонкий шлепок по струнам «золотого леспола». «Talk to me baby, talk to me…» — кокетничал Плант. И «baby» отвечала. Отвечала таким первородным звуком, что мороз холодил кожу. Вот оно! Вот то, что стояло у истоков. С чего все началось. Ну, не может быть такого звука ни у одного эмулятора. Теперь для меня это так же верно, как и то, что не может смоделированный с помощью компьютерной графики динозавр, пусть даже смоделированный превосходно, во всех деталях, до каждого прыщики и волосинки, жевать на лугу настоящую травку. Ну, не может, и все! Триольная аритмия вступления приводила в оцепенение. После диалога Планта с «лесполом» Адамса «проснулся» Скин (так Плант представил на концерте второго гитариста). Он «завел» свой «леспол» и подошел к краю сцены. Убедившись, что все во внимании (в смысле — готовы внимать), он обрушил на головы и уши поверженных рифф «Whole Lotta Love». После «Whole Lotta Love» можно было ставить точку. И Плант попытался ее поставить. Он вежливо попрощался, пожелал всем удачи и удалился со сцены. Вслед за ним последовали музыканты. В то, что на этом концерт закончился, разумеется, никто не поверил, но публика с удовольствием включилась в эту игру. Кто и что кричал, разобрать было невозможно. Кричали трибунами, кричали рядами, кричали каждый по отдельности. Трибуны и балкон вторили свисту партера топотом тысяч ног. Народ разошелся так, что мне показалось, что «Олимпийский» вот-вот не выдержит. Дрогнут бетонные плечи спорткомплекса, и этот концерт войдет в историю совсем не по музыкальному поводу. Но «Олимпийский» не дрогнул. Зато дрогнул Плант. Разумеется, он вышел. Вышел с бутылочкой чего-то, издалека очень похожей на бутылочку пива. Он был явно доволен: «Большое-большое спасибо. Я очень рад сегодня быть здесь вместе с вами. Прошу прощения, что не приехал раньше». После «Whole Lotta Love» многих (в том числе и вашего покорного слугу) уже можно было отправлять домой ввиду полной потери самоконтроля. Если бы в этот момент вновь зазвучала «Babe, I'm Gonna Leave You» или Плант нарушил бы табу на «Лестницу в небо», то массового братания было бы не избежать. Позже, когда мы с друзьями делились мнениями о концерте, кто-то припомнил интервью Вахтанга Кикабидзе, в котором он рассказывал, как был на концерте «Led Zeppelin» в конце семидесятых: «Мы сели на свои места, и начался концерт. Я опомнился уже около сцены с ручкой от кресла в руке». Теперь я знаю точно — это не байка. Тем более если учесть, что в Москве Плант был один, без своих компаньонов. Но вернемся на концерт. В игру «Роберт Плант! Роберт Плант!» мы играли еще два раза (тут я могу ошибаться, поскольку ни я сам, ни те, кто был на концерте, так и не смогли утвердительно ответить, сколько раз публика требовала продолжения). Каждый раз никому не хотелось верить в то, что мы так и не услышим «Black Dog» и «Stairway to heаven», поэтому снова скандирование, свист и топот ног. Последний раз Плант вышел на 100-процентный бис. Вышел не с пустыми руками. «Ну, как же мне с вами распрощаться?» — спросил он, выйдя на сцену. Он пожалел и себя, и нас. Он не спел «Black Dog» и «Stairway to heаven». Но что тогда стало финалом? Финалом-апофеозом этого события? Под занавес стены «Олимпийского» сотрясли аккорды рок-н-ролла всех времен и народов. Это был «Rock and roll». «…A long lonely, lonely, lonely, lonely, lonely time» — все как один подпевали Планту. Под конец концерта казалось, что зрителей уже невозможно чем-то удивить. Но он удивил всех еще раз, отпев «Rock and roll» один в один — как на пластинке. Это был мощный финал, продолжать после которого не было никакого смысла. После этого все закончилось. Ретрансляторы поставили возбужденную публику в известность о том, какие секторы выходят первыми, а какие вслед за ними. Народ вываливал из подъездов спорткомплекса на прохладный московский воздух, наперебой делясь впечатлениями. Кто-то все еще чувствовал себя Плантом и распевал что было сил. Никогда я еще не видел столько счастливых людей в одном месте. Если бы кто-нибудь, кто был не в курсе, что здесь сегодня произошло, спросил, что это было, то ответом было бы: «Это был Роберт Плант — атомный человек. Это был абсолютный рок’н’ролл».

опубликовано: 2008-10-07     публикацию прочитали: / открыто 17750

На главную